Главная > Статьи > Живой мертвец ЖИВОЙ МЕРТВЕЦ Рассказ графа М.Толстого, 19 век     Возвращаясь в Москву по железной дороге, я заметил в уголке вокзала Владимирской станции монаха, который внимательно читал молитвенник. Вид старца показался мне замечательным: седые волосы и белоснежная борода будто противоречили глубокому оживлённому юношескому взгляду больших чёрных глаз.   Когда он окончил чтение и закрыл книгу, я подсел к нему. Из разговора я узнал, что он - иеромонах Г., строитель общежительной пустыни, едет в Питербург по делам обители. Монашествует уже более 30 лет. А в мирской жизни был офицером лейб-гвардии полка. -Как случилось, что Вы решили стать монахом? В Вашей жизни случилось что-то необыкновенное? - спросил я. -Охотно передам Вам повесть о моей жизни. Или, лучше сказать, о посетившей меня милости Божией. Но рассказ мой длинен. А скоро звонок.   Я пересел к собеседнику в вагон. И он рассказал мне следующее.   Грустно и стыдно вспоминать моё прошлое. Я родился в знатном и богатом семействе. Отец был генерал, мать - урождённая княжна Г. Когда мне было 7 лет, отец умер от раны, полученной в Лейпцигском сражении. Мать умерла ещё прежде. Меня воспитывала бабушка, княгиня Г. Наставником был француз, ревностный республиканец, бежавший в Россию от гильотины. Он не имел понятия ни о Боге, ни о бессмертии души, ни о нравственных обязанностях человека.   Чему я мог у него научиться? Говорить по-французски с парижским акцентом, танцевать, уметь держать себя в обществе. Об остальном страшно и подумать. Бабушка (старинная дама высшего круга) и родственники любовались ловким мальчиком. И никто не подозревал, сколько разврата и мерзости скрывалось под красивой наружностью.   Когда мне минуло 18 лет, я был уже юнкером в гвардейском полку и помещиком 2000 душ под попечительством дяди - мастера мотать деньги. И меня этому нетрудному делу обучил. Скоро я стал корнетом. Через 2 года я был помолвлен с княжной, одной из первых красавиц. Приближалась свадьба. Но Промысл Божий готовил мне другую участь! Над бедной моей душой сжалился Господь.   За несколько дней до свадьбы я возвращался из дворцового караула. Был осенний прекрасный день. Я отпустил рысака и пошёл пешком по Невскому проспекту. Какая-то тоска теснила грудь, мрачное предчувствие тяготило душу. Проходя мимо Казанского собора, я зашёл туда. Впервые в жизни мне захотелось помолиться в церкви. Сам не знаю, как это случилось, но я молился перед чудотворной иконой Божией Матери об удалении какой-то опасности, о брачном счастье.   Когда я вышел, меня остановила женщина в рубище с ребёнком на руках и попросила подаяние. До тех пор безжалостный к нищим, на этот раз я пожалел её, дал денег и попросил молитв.   Идя дальше, я почувствовал себя плохо, мысли путались, меня бросало то в жар, то в озноб. Едва придя домой, я упал без памяти к ужасу моего верного Степана, который был при мне с детства и безуспешно предостерегал от многих дурных поступков. Что было дальше - не помню, только представляется мне, будто во сне, что около меня толпились врачи и ещё какие-то люди, страшно болела голова и всё кружилось вокруг меня. И я совсем обеспамятел.   Беспамятство продолжалось 12 суток. И я будто проснулся.   Сознаю себя в полной памяти. Но не могу глаз открыть и взглянуть, открыть рот и испустить какой-нибудь звук, не могу обнаружить ни малейшего признака жизни, не могу тронуться ни одним членом. Прислушиваюсь - надо мной раздаётся тихий голос. "Господь пасет мя и ничтоже мя лишит. На месте злачне, тамо всели мя…" (Псалтирь, 22)   А из угла доносится разговор моих сослуживцев: -Жаль бедного В. Рано бы ещё ему… Какое состояние, связи, невеста-красавица… -Ну, насчёт невесты жалеть нечего. Она шла по расчёту. А В. точно жаль: теперь и занять денег не у кого… А у него всегда можно было перехватить и надолго... -Надолго! Иные и совсем не отдавали! А, кстати, лошадей продадут, хорошо бы купить парадёра (лучший верховой конь).   "Что это? - думал я, - Неужели я умер? Неужели это душа моя слышит и видит то, что делается вокруг, возле мёртвого моего тела? Значит, есть во мне душа, может быть - бессмертная душа! (Бедный грешник! Я в первый раз встретился с этой мыслью!) Не может быть, чтоб я умер! Ведь я чувствую, что мне жёстко лежать, что мундир жмёт меня, значит я - жив! Полежу, отдохну и открою глаза - то-то все перепугаются и удивятся!"   Прошло несколько часов. Я слышал бой часов. Чтение Псалтири продолжалось. Вечером на панихиду пришли родные и знакомые. Приехала невеста с отцом - старым князем. -Тебе нужно иметь печальный вид. Заплачь, надо заплакать, - говорил ей отец. -Не бойся, папа, я умею держать себя, но плакать не буду. Я шла по расчёту. Я жертвовала собой ради семьи, - ответила невеста. -Знаю, мой друг. Но что скажут, если увидят тебя равнодушной? Это для нас - большая потеря. Твоё замужество поправило бы наши дела. Где теперь найдёшь такого жениха? Разумеется, они говорили по-французски. Чтобы слуги не понимали. Я понимал всё.   После панихиды невеста горестно прильнула к моей руке. Все говорили: "Ах, как она любила его!" О, связи мирские! Как вы обманчивы! Вот - дружба товарищей. Вот - любовь невесты. А я любил её и полагал в ней своё счастье.   А когда все разъехались, я услышал над собой горький плач старика Степана. -Голубчик мой! Погубили тебя приятели и вином, и развратом… Говорил я тебе - побереги себя…А им теперь и горя нет…И что теперь с нами-то будет… Вместе со Степаном плакали и крестьяне мои, жившие в Петербурге по паспортам. Я не притеснял их и не увеличивал оброка. По совести сказать, я поступал так от лени: денег и так доставало не только на потребности, но и на все безобразия, какие приходили мне в голову. Итак, вот в чьём сердце я нашёл искреннюю любовь. В сердцах простых людей, рабов! Конечно, оно не было бескорыстным, но было непритворным!   Наступила длинная бесконечная ночь. Я вслушивался в музыку слов Псалтири, для меня прежде незнакомую. Никогда прежде я не раскрывал этой Божественной сладостной книги.   "К Тебе, Господи, воззову, Боже мой, да не премолчиши от мене и уподоблюся нисходящим в ров. Услыши, Господи, глас моления моего, внегда молити ми ся к Тебе, внегда воздети ми руце мои ко храму святому Твоему. Не привлецы мене с грешники и с делающими неправду не погуби мене... Господь помощник мой и защититель мой, на Него упова сердце мое..." /Пс.27, 1-3,7/   Глубоко врезались мне в сердце псаломские слова, я повторял их мысленно и горячо, горячо молился. Вся прошедшая жизнь расстилалась предо мною, как будто холст, покрытый нечистотами. Что-то невидимое, святое, чистое влекло меня к себе, я дал обет исправления и покаяния, обет посвятить всю остальную жизнь на служение милосердному Богу, если только Он помилует меня. А что, если суждено мне возвратиться к жизни? Что, если эта живая смерть не прекратится, если меня, живого мертвеца, заживо зароют в землю? Не могу теперь высказать всего, что я перечувствовал в эту ужасную, незабвенную для меня ночь. Скажу только, что на другой день Степан заметил на голове моей между юношескими русыми кудрями целый клок седых волос. Даже и после, когда воображение представляло мне во сне эту ночь, проведённую во гробе, я всплакивал, как безумный, с раздирающими криками, покрытый холодным потом.   Наступило утро, и душевные страдания ещё больше усилились. Мне суждено было выслушать свой смертный приговор. Подле меня говорили: "Сегодня вечером вынос, завтра похороны в Невской Лавре!" Во время утренней панихиды кто-то заметил капли пота на моём лице и указал на то доктору. " Нет, это холодное испарение от комнатного жара", - ответил доктор. Он взял меня за пульс и промолвил: "Пульса нет. Нет сомнения, что он умер!"   Невыразимая пытка - считаться мертвецом, ждать той минуты, когда заколотят крышку гроба, в котором я лежу, когда земля на неё посыплется, и не иметь силы проявить жизнь свою ни взглядом, ни звуком, ни движением! А, между тем, я чувствовал, что силы мои были ещё слабее, чем вчера... Нет надежды! Ужасное отчаяние овладело мною, кровь била в голову, мне казалось, что внутренности мои сжимаются и содрогаются, из сердца выливались потоки злобы, проклятий... Но, видно, Ангел-Хранитель мой хранил меня: какое-то внутреннее чувство подсказывало мне молитву из тех священных слов, которые я слышал, лёжа в гробу.   "Боже мой, пощади меня, помилуй меня, я гибну... Скверен я, нечист, велики, бесчисленны грехи мои, милость Твоя безмерна. Помилуй мя, Господи, яко смятошася кости мои! Дай мне время очистить мою совесть, загладить прежнюю жизнь мою! Твой есмь аз - спаси мя!" Так взывал я из глубины души, обуреваемый предсмертною тоскою.   Прошло ещё несколько мучительных безотрадных часов. Я уже не молился о возвращении к жизни. Я просил себе тихой смерти, как избавления от страшных мук, предстоящих мне…   Постепенно успокоилась душа моя в крепкой молитве. Ужас медленной смерти в могиле представлялся мне заслуженным наказанием. Я предал себя в волю Божию и жаждал одного - отпущения грехов.   В таких чувствах я находился, когда проходила вечерняя панихида. "Ущедри Твое создание, Владыко, и очисти Твоим благоутробием…" Панихида закончилась. Какие-то люди подняли гроб и при этом как-то встряхнули меня. И вдруг из груди моей вырвался вздох. Один сказал: "Покойник вздохнул!" "Нет, показалось", - ответил другой.   Но грудь моя освободилась от спазмов, я громко застонал. Все бросились ко мне. Доктор быстро расстегнул мундир, положил руку мне на сердце и с удивлением сказал: "Сердце бьётся! Он дышит, он жив! Удивительный случай!"   Меня перенесли в спальню, раздели, натёрли спиртом. Я открыл глаза, взгляд мой упал на икону Спасителя, которая стояла (как узнал я потом) на аналое в изголовье моего гроба. Слёзы пролились из моих глаз и облегчили сердце. В ногах кровати сидел Степан и плакал от радости. Доктор не мог ничего понять и уговаривал меня быть спокойным… Он не понимал моего положения.   Помощь доктора была мне не нужна. Молодые силы быстро возобновились. Я благодарен ему за то, что он (по моей просьбе) запретил пускать ко мне посторонних, чтобы не беспокоить больного. В одиночестве я провёл несколько дней. Отрадой и пищей души мне были Божественные песни Давида, из них я учился познавать Бога, любить Бога, служить Богу.   Множество знакомых приезжало посмотреть на ожившего мертвеца из любопытства. Каждый день заезжал мой нареченный тесть. Он, видимо, старался не упустить выгодной партии. Но я никого не принимал. Первым делом моим, по выздоровлении, было приготовление к св. таинству причащения Тела и Крови Христовой. Опытный в духовной жизни священник о.М-й был духовником моим. Он укрепил меня в решимости отречься от мира и от всех мирских привязанностей.   Но не скоро смог я избавиться от житейских дел. Прежде всего, я поспешил отказаться от чести быть зятем знатного старика и мужем прекрасной княжны, потом вышел в отставку, отпустил Я-х крестьян моих в звание свободных хлебопашцев, распродал всю свою движимость и нашел доброе употребление деньгам; прочие имения передал законным наследникам. В таких заботах прошел целый год. Наконец, свободный от земных попечений, я мог искать тихого пристанища и избрал себе благую часть. В нескольких монастырях побывал я и поселился в той пустыни, где теперь доживаю век свой. Верного своего Степана отпустил я на волю и предлагал ему денежное награждение, достаточное для обеспечения его старости, но он не принял денег и со слезами просил не отсылать его. Он хотел умереть при мне, провел остаток жизни в нашей обители и умер, не приняв пострижения. "Куда мне, грешнику недостойному, быть монахом! - говорил он. - Довольно с меня и того, что сподобился жить с рабами Божиими".   Почтенный о.Г. заключил рассказ свой следующими словами: - На мне вы видите дивный опыт милосердия Божия. Чтобы исхитить душу мою из мрачного сна греховного, Благой Человеколюбец допустил меня пройти юдоль сени смертной и на гробовом ложе просветил очи мои, да не усну в смерть вечную!   Православный духовный вестник. 1994г., № 6. /Издается с 1886 г./ Рассказ графа М.Толстого, 19 век   Копируя материалы, пожалуйста, поставьте ссылку на сайт bogn.ru Авторские права.   © Copyright Проект О науке Богопознания. Все права защищены /ЮрЦентр ВЕРНОЕ ДЕЛО https://www.vernoe-delo.com /.